Взгляды, изложенные в книге Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона «Безумие: семейные корни», вызвали немалый интерес профессионального сообщества и широкий отклик, так как являются радикальными и противоречат общепринятой точке зрения на такое известное заболевание, как шизофрения. Между тем, идеи подкреплены исследованием, которое было проведено авторами в 1956 году.
«Поймите, друзья, я ничего не знаю о том, кто я и откуда попал в тёмный мир. Я помню себя только при дворе моей прекрасной королевы. Я думаю, она спасла меня от каких-то злых чар и привела сюда из великодушия… Даже и сейчас я под заклятием, от которого только она может меня освободить. Каждую ночь наступает час, когда разум мне изменяет, а вслед за разумом и тело. Я становлюсь таким бешеным, что мог бы броситься на лучшего друга и убить его, если бы не был связан. А потом я превращаюсь в чудовище, в огромного змея, голодного, гнусного и злого… Так мне все говорят, и это, конечно, правда, ибо она говорит то же самое.» Клайв С. Льюис «Серебряный трон. Хроники Нарнии».
Революционные идеи в психиатрии
Основная идея, освещаемая в книге — это связь душевных заболеваний, в первую очередь шизофрении, с семьей больного, а если еще точнее, то их происхождение оттуда.
Авторы книги делают революционное для своего времени заявление: шизофрения, по сути, не является существующим заболеванием, это набор симптомов, вероятно, частично или полностью социально обусловленных. Они по сути полностью отрицают шизофрению как диагноз, предлагая вместо нее нечто другое.
«Мы используем выражение «шизофреник» для обозначения человека, чей опыт проживания или поведение клинически рассматриваются как проявления «шизофрении». Иными словами, личности с таким диагнозом приписываются такие опыт проживания и поведение, которые не являются просто человеческими, однако они являются результатом некоего патологического процесса, процессов психического и/или физического происхождения. Совершенно очевидно, что «шизофрения» – явление социальное, поскольку по крайней мере один процент населения может быть диагностирован как «шизофренический», если эти люди проживут достаточно долго» [1, С. 11].
В поддержку своей теории Лэнг и Эстерсон приводят первые работы по исследованию шизофрении тех времен, когда эта болезнь только была описана и профессиональное сообщество еще не приняло этот диагноз как данность, многие авторы выражали оправданные сомнения, что такую болезнь стоит выделить. Среди них Е. Блейлер (E. Bleuler) со своей монографией «Daementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien», 1910 г. («Dementia praecox, или группа шизофрений», Dementia praecox от лат. – Ранее слабоумие).
От чего зависит, заболеет ребёнок или нет?
Если ребёнок действительно решил отказаться от своей самостоятельности, чтобы угодить маме, он не превращается в куклу на самом деле, а остаётся человеком – и останется им до самой смерти.
Что же происходит в его душе? Ему по-прежнему нужно ощутить себя кем-то, хотя в реальности он никто и ничто, потому что сам так решил.
Тогда он начинает фантазировать. Он выдумывает себя и жизнь, которой нет, начинает верить в неё, как будто всё это реально. Связь между его фантазиями и реальным поведением теряется.
На самом деле он является манипулируемой, хотя и биологически живой, куклой. Но внутри себя он иной. Такое явление в психиатрии называется «раздвоением личности». Уместно напомнить, что «шизо» — это «раскалывать на куски», а «френос» — «голова» (в переносном смысле – «душа»).
Так человек перестаёт быть цельной личностью, что является характерной особенностью любого здорового человека. Этот человек состоит из кусков, как минимум, двух, которые не связаны друг с другом и могут даже ничего не знать друг о друге.
Это уже шизоидный психопат. Если его не лечить, болезнь перейдёт в клиническую стадию.
Однако шанс всегда есть. Ребёнку могут помочь друзья во дворе (если они есть). Ему может помочь любимое дело (если он его нашёл). Ему может помочь взрослый друг (если найдётся такой).
Ему может помочь внутреннее сопротивление влиянию мамы (это теоретически возможно, практически встречается очень редко). Но если не за что ухватиться, шансы уйти в болезнь очень велики.
Исследование Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона
Для исследования было отобрано 11 женщин, которым был официально поставлен диагноз «шизофрения». Авторам книги это количество кажется вполне достаточным для подтверждения своей теории.
В течение всей книги развивается идея о том, что поведение испытуемых, определяемое врачами как проявления шизофрении, на самом деле вызвано теми дисфункциональными отношениями, которые сложились в их семьях. Такое поведение было естественным и единственно возможным для них в данной ситуации, ведь им, по сути, не оставили другого выбора. Ознакомившись с представленными в следующих главах случаями, можно сделать вывод, что это действительно так или очень близко к тому.
Стоит отдельно сказать пару слов о выборке: все испытуемые — молодые (до 30 лет) женщины, выросшие в полных семьях со средним и высоким достатком. У них не обнаружены какие-либо органические нарушения, они не подвергались нейрохирургическим операциям. У части из них первые признаки шизофрении проявились еще в детстве, у остальных — в подростковом возрасте и старше. Всем им был официально установлен диагноз «шизофрения» на основании выраженных симптомов:
- галлюцинации;
- бред воздействия, преследования, параноидальный бред и т. д.;
- несвязность мышления;
- когнитивные расстройства;
- кататония;
- расстройства аффективно-волевой сферы;
- нарушения поведения.
Все пациентки были госпитализированы для лечения в психиатрической больнице. Список препаратов, назначенных им, подробно не сообщается, однако указано, что некоторым назначался электрошок.
Проводились интервью с пациентками и их семьями, вместе или по отдельности. Для каждого случая приведен список, состав и количество часов интервью, а также наиболее интересные части из них, позволяющие раскрыть суть отношений пациенток с их родными.
Клинические случаи: сходство и примеры
После прочтения книги становится ясно, что описанные 11 семей имеют некоторые сходные признаки. Они повторяются во всех или нескольких случаях из выбранной группы. Среди таких признаков можно выделить следующие:
- Сложные коммуникации между дочерью и матерью или обоими родителями, заключающиеся в неоднозначности передаваемых сообщений. Это отрицание либо обесценивание существующих фактов, ложная интерпретация, двойные послания, противоречащие друг другу, так называемый газлайтинг.
Например, первый случай из описанных — пациентка по имени Майя:
«Как говорила Майя, ее отец «…часто смеялся над тем, что я говорила ему, а я не могла понять, над чем он смеется. Мне казалось это очень обидным… Я рассказывала папе о школе, а он смеялся над моими словами. Если я рассказывала ему о своих снах, он смеялся и говорил, чтобы я не относилась к ним серьезно…» [1, С. 33].
Случай другой девушки, Клер Черч:
«Миссис Черч лишь с большим трудом удавалось поддерживать впечатление, что они «очень похожи… Чтобы увидеть сходство, приближавшееся к идентификации, миссис Черч приходилось отрицать собственное восприятие, побуждать Клер отрицать свои чувства и так изменять свои слова, жесты, движения, чтобы они не очень противоречили образу дочери, нарисованному матерью» [1, С. 83].
Семья Сары Данциг:
«Нам прежде всего нужно было объяснить, почему эта девушка так наивна. Можно было бы предположить… что попытки членов семьи мистифицировать ее, обмануть были следствием этой наивности. Отчасти так и было. Но наши данные свидетельствуют, что сама ее наивность есть результат предыдущих обманов и мистификаций. Таким образом, семья оказалась втянутой в порочный круг. Чем больше Сару мистифицировали, тем больше она становилась наивной, а чем больше она была наивна, тем определеннее для членов семьи была необходимость защищаться от этой наивности, обманывая девушку» [1, С. 124].
В семье другой пациентки, Руби Иден, существовала путаница даже относительно того, кто кем и кому приходится: свою биологическую мать она должна была называть «мамой», а тетю «матерью», отца – «дядей», а дядю – «папой».
«Руби с матерью жили вместе с замужней сестрой матери, мужем этой сестры (папа или дядя) и их сыном (двоюродным братом). Ее отец (дядя) был женат, жил с другой семьей где-то в другом месте и навещал их лишь изредка. В семье возникали яростные споры по поводу того, знала ли Руби, кто она на самом деле» [1, С. 140].
Такое отношение, несомненно, сильно дезориентировало пациенток, что они порой не могли отличить реальность объективную от созданной в таком дисфункциональном общении.
- Семья как замкнутая система. В некоторых из описанных случаев пациенткам запрещалось вести социальную жизнь и общаться с людьми за пределами семьи, так как это объявлялось опасным.
Описанный случай Люси Блейр:
«Миссис Блейр рассказывала, что ее муж следил за всеми шагами Люси, требовал, чтоб она отчитывалась за каждую минуту, проведенную вне дома, говорил ей, что если она будет выходить из дома, ее похитят, изнасилуют или убьют… Он (и его брат, мать, сестра и невестка) терроризировали Люси рассказами о том, что случится, если она покинет «безопасность» дома. Он считал, что ей полезно таким образом «закаляться»» [1, С. 54].
В некоторых случаях пациентки при удалении от семьи и помещении в другую среду начинали чувствовать себя значительно лучше. Как, например, в случае пациентки Джун Филд:
«Вернувшись из лагеря, она впервые начала выражать свое истинное отношение к себе самой, к матери, к школьным занятиям, к Богу, к другим людям и так далее… Только мать увидела в этом проявления болезни…» [1, С. 160].
- Строгие рамки и ограничения. Некоторые семьи (как и сами пациентки) были очень религиозны, другие имели строгие моральные принципы и правила, крайне сложные для выполнения.
Пример из случая пациентки Сары Данциг, родители которой были ортодоксальными иудеями:
«Сара… должна была руководить своими мыслями и поступками в строгом соответствии с принудительно-одержимой интерпретацией мистера Данцига религиозной ортодоксии. Пользуясь социальной наивностью Сары, полного повиновения семья требовала только от нее одной. И она не могла сопоставить праксис родителей с праксисом других людей, поскольку все ее контакты, помимо семьи, были оборваны» [1, С. 129].
У другой пациентки, Джин Хед, родители — ревностные нонконформисты фундаменталистского направления. Их взгляды и убеждения настолько противоречат потребностям и поведению живого человека, что у Джин формируются две личности: одна для дома, а другая — для себя. И когда давление становится невыносимым, у нее возникает бредовая идея, что ее родители мертвы:
«Вероятно, нет в обществе другой группы, члены которой в некоторых отношениях больше ожидали бы от себя. Образуя семьи и тем самым ведя сексуальную жизнь… люди, подобные Хедам и их родителям, считают грехом любые сексуальные фантазии, даже в отношении своего партнера по браку. Выражение сексуальных мыслей в отношении любого человека строжайше запрещено. (…) Они утверждают, что никогда не ссорятся и не сердятся. (…) Главная цель жизни — прославление Господа, однако детей нужно учить в светских школах и нужно приобретать и «низменные» технологические познания, чтобы выигрывать… в конкурентном обществе» [1, С. 192].
- Подчеркнуто негативное отношение родителей к сексуальности пациенток: она либо отрицалась, либо порицалась, либо объявлялась чем-то ненормальным.
Пример из описанного случая Люси:
«Очевидно, мистер Блейр не считал свою тревогу из-за жены и дочери чрезмерной, и нам было ясно, какой он хотел видеть дочь — чистой девственной леди-одиночкой. Редкие случаи проявления физического и частые проявления словесного насилия по отношению к ней оправдывались его взглядом на нее как на сексуально распущенную женщину… Своей сексуальностью дочь его предала» [1, С. 67].
Другая пациентка, Майя, также рассказывала на интервью о своих сексуальных мыслях в отношении отца и матери. Родители при этом все отрицали: «Этого не было».
В случае с пациенткой Руби Иден родные весьма своеобразно отреагировали на ее случившуюся беременность:
«Как только они услышали об этом от Руби, мама и мать усадили ее на диван в гостиной и, пытаясь влить ей в матку мыльную воду, со слезами на глазах, укоризненно, жалостливо и мстительно принялись объяснять ей, какая она дура, какая она шлюха, какая она неудачница… что за свинья этот парень, какой позор…» [1, С. 142].
- Повышенное внимание к личности и действиям пациентки, обсуждение ее, стремление принимать участие во всех ее делах, «жить ее жизнью». Размытые, нечеткие личные границы, тотальный контроль, вплоть до бредовых идей непосредственного или опосредованного воздействия на мысли и личность. Это, в свою очередь, могло стать причиной бреда воздействия.
Пример из случая Майи:
«Мать жаловалась нам, что Майя не хочет ее понять, отец чувствовал то же самое, и оба очень обижались, что Майя им ничего о себе не рассказывает. Любопытна их реакция на это: им стало казаться, что Майя обладает некой особой прозорливостью. Они убедились, что она в состоянии читать их мысли» [1, С. 33].
Далее описываются «эксперименты по чтению мыслей», которые регулярно проводили родители с Майей, ничего не сообщая ей об этом, то же проделывала и она сама с ними. В семье поддерживалась идея, что члены семьи могут проникать в мысли друг друга. Последствия были предсказуемы:
«Клинически она «страдала» «идеей влияния». Она неоднократно повторяла, что, вопреки своим желаниям, оказывает на окружающих неблагоприятное влияние, и они также пагубно на нее влияют — вопреки ее сопротивлению» [1, С. 34].
Тотальный контроль действий хорошо заметен в случае пациентки Джун Филд:
«Родители не давали Джун карманных денег, но говорили, что дадут, если Джун расскажет, на что они ей… Ей приходилось давать отчет о самых мелких своих приобретениях. Однажды… Джун нашла в кино шиллинг, и родители заставили ее отдать шиллинг администрации. Джун говорила, что это нелепо, что это значит «слишком далеко заходить в честности, что если бы она сама потеряла шиллинг, то не ожидала бы, что ей его вернут. Но родители весь следующий день говорили об этом, а вечером отец пришел к ней в комнату, чтобы продолжать вразумлять ее» [1, С. 167].
Многие пациентки действительно постоянно ощущали себя под пристальным вниманием и контролем, замечали эти попытки повлиять на них. Но поскольку были сильно дезориентированы и многое из того, что делалось на самом деле, родителями отрицалось, все это воспринималось как бред, спутанность мышления и т. д.
Еще пример из случая Люси Блейр, иллюстрирующий мироощущение больной:
«Я не верю тому, что вижу. У этого нет никаких подкреплений. Ничто никак не подтверждает это — все просто происходит передо мной. Я думаю, в этом моя беда. Все, что я могу сказать, не подкрепляется… не думаю, чтобы я понимала свою реальную ситуацию… я не уверена в том, что говорят люди, и говорят ли они вообще. Я не знаю, что именно плохо, если есть что-то плохое» [1, С. 57].
Значение термина
Прежде всего, важно понимать, что у самых что ни на есть шизофреногенных мам порой вырастают абсолютно здоровые дети.
А в нормальнейших, совершенно здоровых и счастливых, семьях встречаются случаи шизофрении у детей.
То есть, никакое поведение матери не ведёт автоматически к болезни её ребёнка. Здесь нет жёсткого детерминизма. Речь идёт лишь о статистических закономерностях.
Скажем, шансы заболеть для сына или дочери, если их мать правильно к ним относится, правильно воспитывает, любит их, – порядка десятых процента. У ребёнка шизофреногенной мамы они могут приближаться к 70-80%. Тем не менее, мы все сами себя губим и сами себя спасаем.
У психиатров и психологов есть такое выражение – «уход в болезнь». Так вот, когда мы заболеваем психически, это всегда именно «уход в болезнь». То есть мы это делаем сами: мы сами уходим в болезнь – а не нас кто-то туда запихивает.
Человек по природе своей – внутренне свободное существо: он сам выбирает свой путь. Однако шансы выбрать именно этот путь – путь в болезнь – у сына или дочери такой матери, о которой здесь пойдёт речь, очень велики. У растущих в здоровой семье – ничтожны.
Мать может провоцировать болезнь своим отношением к ребёнку, своим поведением. Но не мать её вызывает, а, как ни странно, сам больной. Это его собственное решение, хотя и неосознанное.
И второй очень важный момент. Такая женщина – совсем не злодейка и преступница. Она сама больна и нуждается в помощи.
Правда, в подавляющем большинстве, такие женщины, невольно провоцирующие уход в болезнь своих детей, психически вполне здоровы. Но у всех у них есть серьёзнейшие внутренние, психологические проблемы.
Именно нерешённость этих проблем приводит к неправильной позиции в отношении своего ребёнка.
Женщина вредит своим детям: да, это ужасно. Но она сама тоже страдает. Она творит зло, но в то же время является жертвой.
Её нельзя осуждать. Она нуждается в понимании и сочувствии. Она в беде: вместе со своим ребёнком.
Кто такой шизофреник? Читайте об этом здесь.
Шизофреногенная мать или оба родителя?
Идея шизофреногенной матери возникла примерно в те же годы, когда была написана эта книга — ее впервые высказала Фрида Фромм-Райхман в 1948 году. Такая мать, по описанию Фромм-Райхман, холодная и доминирующая, эгоистичная, стремящаяся к полному контролю над поведением ребенка. Ее поведение включает в себя особый паттерн, называемый double bind или двойная связь, что означает два противоречащих друг другу утверждения. В приведенных случаях видно, что такие паттерны встречались довольно часто в семьях пациенток, например, когда от них требовали самостоятельности и в то же время ограничивали во всем, разрешали встречаться с мальчиками и в то же время порицали любые сексуальные проявления и т. д.
Однако, теория Фромм-Райхман не получила научного подтверждения. В случаях, приведенных в книге, к тому же, речь не идет о поведении одной только матери: в формировании мироощущения больных участвуют все родственники. Так что, скорее, можно говорить о шизофреногенной семье, дисфункциональных отношениях и обстановке, провоцирующей заболевание.
Шизофреногенный отец
Отцы редко, по сравнению с мамами, провоцируют болезнь. Однако это возможно. Такой отец, если у него дочь, отвергает её: явно не любит её, не интересуется ею, не принимает участия в её жизни. Он является отцом только формально. Фактически это чужой человек.
Если у него мальчик, отец провоцирует болезнь, когда предъявляет сыну невыполнимые требования и жёстко наказывает за их невыполнение, особенно, если эти наказания связаны с насилием над личностью малыша, унижением.
Также провоцирующим является на внешний взгляд прямо противоположное поведение отца по отношению к сыну: попустительское, бесхарактерное, без всяких требований. Таких мужчин ещё называет «тряпками». На такого отца нельзя опереться, положиться. Это тоже не настоящий отец.
Шизофрения и наследственность: современные исследования
Шизофрения считается наследственным заболеванием: если кто-то из близких или дальних родственников был болен шизофренией, то пациент имеет предрасположенность. Чем более близкие родственники болели шизофренией, тем больше вероятность, что симптомы болезни еще раз проявятся в данной семье. Однако, здесь есть очень тонкий и неоднозначный момент: передается ли шизофрения генетически или все же имеют место некие поведенческие паттерны? Авторы книги развивают вторую версию.
Вопрос о возникновении и неоднородности проявлений шизофрении занимает умы ученых всего мира уже много лет. Основные направления исследований — это этиология шизофрении, изучение генеза клинического полиморфизма и фармакологические исследования. То есть, если выражаться более простым языком, ученых интересует следующее: откуда все-таки берется шизофрения, почему ее симптомы так разнятся от случая к случаю, и как ее можно вылечить?
На сегодняшний день достоверно известны следующие факты:
- дети с двумя больными родителями имеют риск возникновения заболевания 41-46%, еще более выражен этот риск у однояйцевых близнецов: 47-48%;
- родители детей, больных шизофренией, имеют выраженные шизоидные черты личности, их когнитивные особенности очень схожи с аналогичными особенностями у больных, а примерно 20-30% родственников диагностированных шизофреников имеют так называемые «спектральные расстройства», представляющие собой ослабленные симптомы шизофрении или заостренные черты личности;
- у детей с шизофренией и их родителей обнаруживают одинаковые биохимические и иммунологические отклонения [5].
Все это может указывать на то, что заболевание действительно происходит из семьи, и, возможно, имеет генетическое происхождение, однако до последнего времени ген шизофрении так и не был выявлен. Однако все изменилось в прошлом году, после публикации в журнале Nature, где сообщалось о том, что ген шизофрении был наконец-то открыт учеными: это был белок С4, локализованный в нейронных отростках, синапсах и телах клеток. У мышей С4 опосредованно влиял на ликвидацию синапсов в постнатальный период развития.
«Структурно разнообразные аллели генов компонентов дополнения С4 генерируют различные уровни выраженности С4А и С4В в головном мозге, причем каждый общий аллель С4 ассоциируется с шизофренией пропорционально его тенденции генерировать большее проявление С4А», — сообщается группой американских ученых во главе со Стивеном МакКэрролом из института Броуда при Гарвардском университете и Массачусетском технологическом институте [2]. Это исследование призвано объяснить, почему у больных шизофренией снижается количество нейронных связей.
Однако, не все так просто: открытие гена C4 лишь немного приблизило ученых к пониманию биологических механизмов возникновения болезни, но не является однозначным доказательством генетического происхождения шизофрении. Поскольку проявления заболевания очень разнообразны, также много и генетических отклонений, которые присутствуют в одних случаях и отсутствуют в других.
Основные черты
Самая странная, с обыденной точки зрения, особенность такой женщины – она крайне заботливая мать.
Правда, есть и противоположный тип такой матери: психологи называют его «отвергающим». Такая мать откровенно ненавидит своё дитя, постоянно ругает, критикует, игнорирует. Но это в наше время тип чрезвычайно редкий.
Сейчас почти все такие женщины отличаются именно своей преувеличенной заботливостью о детях. Однако, если внимательно проанализировать отношения такой матери со своими детьми, становится понятно, что она не испытывает никакой радости от общения с ними.
Ольга, портрет которой дан выше, между прочим, пишет и популярные статьи для родителей (её журнал – это глянцевый журнал для родителей), в которых часто называет заботу о детях «работой и ответственностью».
Для неё это не радость человеческого общения, не счастье – а каторга, тяжкий труд.
Мы легко можем заметить, что преувеличенная забота о ребёнке не является следствием большой любви к нему.
Более того, такая мать на самом деле никогда не любит своё дитя, не умеет любить. И в глубине души чувствует это. Иногда она даже полна скрытой от неё самой враждебности к своему малышу.
Чтобы скрыть это от себя, она и заботится о детях так фанатично. Это своего рода самовнушение. Женщина внушает себе: «Я прекрасная мать. Я отдаю всю себя детям». Однако мы так же легко можем заметить, что не только сама мама вовсе не выглядит счастливой, но и её облизанные с ног до головы дети.
Такие женщины склонны к попустительству, даже откровенному баловству. Они закрывают глаза на многое в своих детях, что не прошло бы мимо внимания здоровой матери, за что она бы детей отругала и наказала. Но одновременно такие женщины деспотичны.
Они стремятся контролировать буквально каждый шаг ребёнка, хотят добиться от него безоговорочного послушания. Фактически их цель – превратить малыша в мёртвую куклу, которой можно манипулировать по своей прихоти.
Если ребёнок сопротивляется, такая мать самыми разными способами стремится сломать его, сделать покорным. Это не всегда жёсткое давление. Иногда мать плачет, делает вид, что заболела, чтобы «сыграть на жалость».
Если поговорить с такой женщиной о её ребёнке, которого мы хоть немного знаем, мы обнаружим, что она, его мама, не знает о нём почти ничего. То есть, она знает множество фактов из его жизни, его внешних черт, но ей совершенно непонятен его внутренний мир, она не понимает его как человека.
При этом, маме кажется, что она знает своё дитя, но на самом деле в её сознании – выдуманный ею самой, фантастической образ, никакого отношения к действительности не имеющий.
Именно с этим воображаемым малышом она и строит отношения, игнорируя ребёнка реального.
Итак, основные черты шизофреногенной матери:
- Она не сумела устроить свою личную жизнь, она несчастлива.
- Она не умеет строить отношения с детьми, мало общается с ними неформально, но одновременно окружает их преувеличенной заботой.
- Она не даёт ребёнку свободы, самостоятельности, требует от него безоговорочного послушания.
- Она фактически не любит своего ребёнка и не интересуется его внутренним миром, его человеческими особенностями.
Как распознать шизофрению у женщин? Ответ узнайте прямо сейчас.
Перспективы исследований
В настоящее время многие исследователи шизофрении, а также защитники интересов больных все же склоняются к мнению, что это не общее заболевание, а лишь набор определенных симптомов. Многие даже отказываются от определения «шизофрения», считая, что такой диагноз стигматизирует больного и ничего не сообщает о его личности [3].
Многие врачи, непосредственно работающие с больными, рекомендуют увеличить финансирование немедицинских подходов, таких как семейная и когнитивно-поведенческая терапия. Также многие высказывают сомнения в правильности идеи о наследовании болезни, появившейся в основном благодаря семейным и близнецовым исследованиям. Эти ученые и врачи склоняются к мнению о преимущественном влиянии на развитие шизофрении среды, личных и семейных обстоятельств, пережитого стресса и психических травм, в особенности полученных в детском возрасте.
Почему такое поведение провоцирует уход в болезнь?
Перед растущим человеком стоят определённые задачи. Прежде всего, это задача – найти себя, состояться в качестве человека, личности и индивидуальности. На этот путь толкает каждого малыша его человеческая природа.
Однако маленький человек крайне зависим от мамы. Он не может обойтись без неё буквально ни дня, он связан с ней психологической пуповиной.
И его мама, его опора, его надежда, его самое близкое существо, его земной Бог – фактически требует от него: не будь человеком. Стань моей куклой, которой я буду манипулировать. Откажись от себя, чтобы угодить мне. Тогда я буду довольна тобой.
Выбрать путь развития – значит оказаться в конфликте не только с мамой (хотя и это для большинства детей невыносимо), но и с самим собой.
Ведь своего рода обожествление родителей – характернейшая особенность психологии всех детей.
Поэтому такая позиция матери толкает малыша на другой путь (а третьего не дано) – отказа от себя. Это и есть путь в болезнь.
